IrkutskMedia, 10 ноября. Александр Бессонов — депутат Законодательного собрания Иркутской области, врач с многолетним стажем и главный инициатор развития паллиативной помощи в регионе. Корреспондент агентства поговорил с народным избранником о переменах в системе здравоохранения, роли цифровых технологий, кадровом голоде и том, как врачебный опыт помогает в политике.
— Александр Петрович, вы работаете депутатом не первый год. Если не ошибаюсь, с 1996 по 2000-е годы вы были депутатом городской думы. Расскажите, чем отличалась работа тогда и сейчас. Что запомнилось из тех лет, какие задачи перед вами стояли и что удалось сделать?
— Это было переломное время. Мы переходили от Советского Союза к Российской Федерации, и рушилась вся прежняя экономическая система. Заводы, которые раньше давали почти все налоговые поступления, закрывались один за другим. Их продукция оказалась невостребованной, предприятия не знали, как выживать. Рабочие оставались без зарплаты.
В 80-е годы каждый завод имел своё хозяйство — дома отдыха, профтехучилища, ведомственные поликлиники. А в 90-е всё это обрушилось.
Я часто повторяю: "Сломать табуретку можно за две минуты, а сделать новую — за много часов". Так вот, тогда мы пытались собрать новую систему из обломков старой.
Мы, депутаты, по сути, были "чрезвычайными управляющими". На первом месте стояли образование, здравоохранение, социальная защита. Надо было не допустить, чтобы всё это просто исчезло. Большая заслуга тогдашних мэров — Бориса Говорина и Владимира Якубовского — в том, что удалось сохранить выплату зарплат учителям, врачам, соцработникам, хотя брать деньги было буквально неоткуда.
Помню, даже аварийные службы приезжали и спрашивали: "А сколько вы нам заплатите, чтобы прочистить канализацию?" Не устраивает сумма — значит, никто не поедет. Мы решали всё в экстренном порядке, день за днём. Это было тяжёлое, но важное время.
За последующие десятилетия система постепенно выстраивалась заново. Появились муниципальные предприятия, вернулось понимание, что без участия государства невозможно наладить ни транспорт, ни медицину. Когда-то говорили: частники всё сделают сами. Но оказалось, что частные автобусы порой не соответствовали требованиям безопасности: цены росли, а город остался без устойчивого транспорта. Пришлось возвращаться к системному управлению.
То же и со здравоохранением. В Иркутске тогда не было ни одной типовой поликлиники. Многие располагались в приспособленных зданиях — бывших общежитиях или ведомственных помещениях. Областная больница, построенная в 1980 году, оставалась единственным современным объектом.
И только в последние годы, при поддержке губернатора Игоря Кобзева, началось активное строительство новых медучреждений: детская поликлиника №9, Ново-Ленинская детская, поликлиника медсанчасти ИАПО, сейчас готовятся к сдаче поликлиники №№ 10 и 15. Это уже совсем другой уровень.
И только в последние годы, при поддержке губернатора Игоря Кобзева, началось активное строительство новых медучреждений. Фото: Из личного архива Александра Бессонова
Здравоохранение стало высокотехнологичным: современное оборудование, компьютерная томография, ранняя диагностика. Главное сегодня — профилактика и сохранение жизни, а не только лечение.
Если говорить о 90-х, то, несмотря на кризис, мы всё же смогли многого достичь. В Иркутске тогда построили диагностический центр — он и по сей день закрывает большую часть потребностей города. В моём округе возвели новую школу на улице Госпитальная — ей уже 25 лет, и она по-прежнему работает.
Это были непростые годы, но именно тогда закладывалась основа современной системы, которую мы продолжаем развивать и сегодня.
— Я читала, что вы буквально зачинатель династии врачей. Можете рассказать, с чего началась ваша профессиональная деятельность? Почему вы решили стать врачом?
— Решение стать врачом пришло ко мне, наверное, ещё в десятом классе. У нас велась профориентация, мы ходили в музей медицинского института, и один талантливый преподаватель произвёл на меня сильное впечатление. Тогда я подумал: "Хочу поступить в медуниверситет". Хотя у меня была пятёрка по математике и физике, и моя учительница была уверена, что я выберу специальность, связанную с математикой, и пойду либо в госуниверситет, либо в политех. Она даже до слёз расстроилась, когда узнала, что я выбрал медицину.
Я сдал экзамены, но мне не хватило одного балла до поступления. Я ушёл в армию. По возвращению целенаправленно поступил в медуниверситет. Уже с третьего курса работал медбратом в хирургическом отделении, где впервые столкнулся больными онкологией четвёртой стадии. Это было очень тяжело: пациенты умирали, несмотря на обезболивание и уход. Тогда о политике и речи не шло. Я просто был студентом, который видел проблему паллиативных пациентов. И сейчас, много лет спустя, когда я являюсь не только действующим врачом, но и депутатом Заксобрания, я могу помочь.
Учиться было сложно. Преподаватели были классические. Строгие, требовательные, но при этом очень умные и доброжелательные. Например, зачет по акушерству ставился только после самостоятельного принятия родов, будучи ещё студентом, а не врачом.
Особенно сложно было работать в удалённых поселках. Часто ты единственный врач, рядом только фельдшер. Хорошо, если он грамотный и может подсказать, а иначе — всё сам. Единственное средство связи — телефон, который может находиться за 20 км от пункта, да и позвонить некому, спросить.
Как в анекдоте:
— Что ваш начальник кричит?
— По телефону разговаривает с поселком.
— А по телефону-то нельзя?
Вот так и было: ты должен знать всё, уметь оказать помощь при любой патологии и при этом не ошибиться. Хорошо, если фельдшер подскажет — многие проработали там по 20 лет и знали, как помочь.
— Вы не единственный депутат, который совмещает медицину и политику. Почему вы, будучи врачом, решили пойти на выборы в 1996 году? Что стало главным мотивом? И как вам удаётся совмещать две такие ответственные сферы — медицину и политику?
— Я родился и всю жизнь живу в Иркутске. Уезжать отсюда никогда не собирался. Хочу, чтобы наш город был комфортным и доступным, а люди — получали медицинскую помощь на современном уровне. Чтобы этого добиться, нужно, чтобы голос врачей был услышан. В 80-х нас часто успокаивали: "Здоровье — вещь хорошая, но не приоритет". Так вот, чтобы изменить отношение, нужно быть там, где принимаются решения.
Поэтому я и пошёл в депутаты. Тогда — на уровне города, сейчас — на уровне области. Моя врачебная практика помогает мне понимать реальные проблемы здравоохранения, а депутатский мандат — озвучивать их перед губернатором и правительством. Как главный внештатный специалист по паллиативной помощи я часто бываю в районах, вижу состояние больниц, знаю, где не хватает оборудования, где — кадров. Это даёт возможность говорить не абстрактно, а по существу.
Медицина и политика у меня тесно связаны. Одно направление помогает другому. Например, была выдвинута инициатива поддержки молодых специалистов. Депутаты Заксобрания Иркутской области увеличили выплаты врачам, учителям и работникам культуры, которые приезжают работать в сельские и малые населённые пункты, — до 100 тысяч рублей. Раньше молодые врачи приезжали, работали год-два, а потом уезжали: жилья нет, всё приходится снимать, зарплата уходит на аренду и еду. Сейчас у них появилась возможность закрепиться на местах.
Иркутская область — регион особый: огромная территория, низкая плотность населения. Когда в Москве рассуждают о "доступности медицины", приходится объяснять, что у нас между фельдшерскими пунктами не 15 км, как в центральной России, а все 150–200. Поэтому подход к здравоохранению здесь должен быть свой — региональный, выстроенный под наши реалии.
Главная задача здравоохранения — сохранить жизнь и оказать помощь как можно быстрее. В районах путь до больницы может занимать три-четыре часа, а иногда и больше. Это проблема, которую можно решать только через развитие технологий. За последние 20 лет медицина изменилась радикально — от стационарных телефонов до цифровых систем, которые теперь объединяют все данные пациента.
Если раньше человек терял сознание, а врачи не знали, что с ним, приходилось заново брать анализ, проводить обследование. Зачастую и сам пациент ничего сказать не мог, и тратилось драгоценное время. Теперь достаточно ввести паспортные данные в электронную базу — и сразу видно диагнозы, результаты анализов, назначенные препараты. Это экономит время и спасает жизни.
Современные лаборатории работают на автоматическом оборудовании, данные сразу попадают в амбулаторную карту. Не нужно заново сдавать анализы, как раньше. Конечно, техника требует обслуживания, но качество медицины от этого растёт в разы.
Сегодня развиваются и новые направления — телемедицина, дистанционные консультации, искусственный интеллект, который помогает врачам анализировать снимки КТ или МРТ. Для отдалённых районов это настоящая находка: фельдшер на месте делает исследование, а врач в областной больнице видит его результаты и даёт рекомендации. Всё это повышает точность и скорость диагностики.
Проблема лишь в инфраструктуре: где-то нет стабильного интернета, а в некоторых посёлках связь работает только в администрации. Но это вопрос времени — развитие технологий дойдёт и туда.
Есть и другая сторона — профилактика. Мы долгое время забывали заботиться о собственном здоровье. С 90-х годов отношение было примерно такое: "Зачем идти на диспансеризацию, вдруг что-то найдут". Только в последние 10–15 лет начали возвращать культуру профилактики.
Помню случай: знакомый позвонил и сказал — измерил давление, 160, что делать? Говорю: идти в поликлинику, обследоваться. А он: "Я же молодой, зачем таблетки?" Вот типичная история. А ведь любую болезнь можно остановить на ранней стадии.
Хронические заболевания — как сахарный диабет или гипертония — не исчезают, но ими можно управлять. Есть две стадии: компенсация, когда лекарства помогают, и декомпенсация, когда организм уже не справляется. Всё зависит от своевременности лечения.
Онкология, например, сегодня считается одним из самых излечимых заболеваний — если диагностировать вовремя. У нас был пациент 93 лет, которому за 26 лет до этого удалили опухоль желудка. Он прожил долгую жизнь и умер не от онкологии, а от другой болезни. Всё потому, что опухоль нашли рано, до метастаз. Это и есть суть медицины — вовремя увидеть и помочь.
— Сейчас вы снова депутат, только Законодательного собрания Иркутской области. Почему получился такой перерыв — более 20 лет между первым и нынешним сроком?
— После работы в городской думе я сосредоточился на медицине. В начале 2000-х появилось новое для России направление — паллиативная помощь. Первые документы по ней вышли ещё в 1991 году, но фактически эта сфера не существовала. Тогда считалось: если человека нельзя вылечить, о нём просто забывают, он остаётся на попечении семьи.
Я видел это лично — мой родственник умирал от онкологии дома, без поддержки врачей. Тогда я понял, насколько важно помогать людям в тяжёлых, порой безнадёжных ситуациях. Вместе с мэром Владимиром Якубовским мы начали обсуждать возможность создания отдельного отделения, и в итоге в Иркутске появилось первое в регионе паллиативное отделение на 40 коек — 30 для онкопациентов и десять для других.
Позже мы создали первую выездную бригаду — ещё до того, как паллиативная помощь была закреплена в законодательстве. Только в 2011 году она официально вошла в федеральный закон "Об охране здоровья граждан". То есть фактически отрасль начала развиваться всего 10–15 лет назад, а для медицины это очень короткий срок.
Сегодня в Иркутской области уже 365 коек паллиативной помощи и 14 выездных бригад. 10 лет назад была всего одна. Да, наши пациенты — "самые тяжёлые", но мы можем сделать их последние дни легче: снять боль, тошноту, одышку, вернуть чувство достоинства.
Да, наши пациенты — самые тяжёлые, но мы можем сделать их последние дни легче. Фото: Из личного архива Александра Бессонова
Да, наши пациенты — самые тяжёлые, но мы можем сделать их последние дни легче. Фото: Из личного архива Александра Бессонова
Да, наши пациенты — самые тяжёлые, но мы можем сделать их последние дни легче. Фото: Из личного архива Александра Бессонова
Сейчас паллиативная помощь развивается стабильно, есть понимание со стороны правительства региона и губернатора Игоря Кобзева. Мы достигли определённого уровня, но пришло время двигаться дальше: здания, в которых мы работаем, морально и физически устарели.
Мы долго искали площадку под новое здание — в Иркутске свободных участков почти нет. Благодаря поддержке губернатора выбрали бывший санаторий "Подснежник" на улице Чайковского. Проект реконструкции уже прошёл экспертизу и получил положительное заключение. Сейчас идёт обсуждение сроков начала работ — предположительно, реконструкция начнётся в 2026 году и займёт около полутора лет.
В новом здании будет создан центр респираторной поддержки, что позволит расширить возможности и для стационарной, и для выездной помощи. Сейчас наши четыре бригады обслуживают Иркутск, Иркутский и Шелеховский районы. После реконструкции мы сможем помогать большему числу пациентов и делать это качественнее.
— Паллиативная помощь для России относительно новое направление. Жители Иркутской области вообще знают, что такая помощь существует?
— Сегодня о ней знает большинство тех, кто когда-либо сталкивался с тяжёлыми заболеваниями. За 25 лет через наши отделения и выездные службы прошли тысячи пациентов и их родственников. Если посчитать — это около 150 тысяч человек, то есть примерно пятая часть населения Иркутска и ближайших районов.
Когда к нам обращаются, люди часто говорят: "У вас лежала моя тётя 10 лет назад" или "ваша бригада помогала 5-10 лет назад". Это значит, что система работает, и люди помнят. Конечно, молодые сталкиваются с этим впервые, но сейчас есть интернет, где можно быстро найти всю информацию.
— Я читала, что паллиативная помощь оказывается не только пациенту, но и его близким. Как это устроено?
— Да, у нас обязательно работает психолог — и с пациентами, и с родственниками. Это очень важно, потому что психологическая нагрузка огромна. Когда больной находится дома, а не в стационаре, близкие часто чувствуют беспомощность, страх, вину.
Наши психологи помогают им справиться с этим состоянием, научиться быть рядом и при этом не выгорать. Иногда родственники решают остаться с больным дома до конца — и это тяжёлое, но осознанное решение. Мы стараемся поддержать их в этом. Конечно, всегда есть куда расти, идеал недостижим, но мы к нему стремимся.
— Расскажите о своей работе в Законодательном собрании. Чем сегодня занимается депутат? Для многих политика — это что-то далёкое и сложное.
Работа депутата на самом деле очень похожа на управление обычным хозяйством, только масштаб другой. Фото: Из личного архива Александра Бессонова
— Работа депутата, на самом деле, очень похожа на управление обычным хозяйством, только масштаб другой. Основной документ, с которым мы постоянно работаем — это бюджет.
Если говорить просто, бюджет — это баланс доходов и расходов. В любой семье есть свои траты и поступления: зарплата, коммунальные услуги, еда, одежда, расходы на детей. Точно так же строится и бюджет региона: мы оцениваем, сколько соберём налогов, и распределяем средства по главным направлениям — здравоохранение, образование, социальная защита, строительство, дороги.
Бюджет — это живой механизм, от которого зависит качество жизни людей. Каждая строчка в нём — это конкретная школа, больница или дорога.
— А какие проекты в Иркутске вы считаете самыми важными на сегодня?
— Приведу несколько примеров. На Правобережном округе, по инициативе Законодательного собрания, реконструировали улицы Чапаева и Дмитрия Донского: сделали капитальное покрытие, бордюры, тротуары — теперь это современные городские дороги.
Другой крупный проект — прокладка нового теплового луча и канализации по улице Баррикад. Да, многие ругаются: пробки, перекопано, неудобства. Но проект стратегический. После завершения работ будут закрыты старые котельные — они перестанут дымить, а воздух в центре города станет чище. Это напрямую влияет на здоровье горожан.
Кроме того, этот проект откроет возможность развивать район Знаменского предместья — в пяти минутах от центра появятся новые жилые дома, куда раньше невозможно было подвести коммуникации. То есть, это не просто трубы — это основа будущего развития города.
Если вспомнить, ещё недавно в районе улицы Рабочего Штаба стояли старые очистные сооружения, от которых было тяжело дышать. Сейчас вся система перестроена.
Да, перемены не происходят быстро, но они создают комфортную среду для жизни. А комфорт — это то, что удерживает людей в регионе.
— Вы часто говорите о качестве жизни. Что для вас в этом понятии главное?
— Комфорт начинается с базовых вещей: жильё, работа, доступ к школе и детскому саду, возможность заниматься спортом, получать медицинскую помощь. Если человек живёт в доме, где каждую неделю отключают свет, он не задержится там надолго.
Поэтому важно, чтобы муниципалитеты заботились о развитии своих территорий — от поселков до крупных городов. Почему люди едут в Иркутск? Потому что здесь есть работа, интернет, школы, врачи. Задача власти — сделать так, чтобы в других районах были те же условия. Тогда не будет оттока населения.
— Вот мы сейчас с вами затронули такую тему как бюджет. Не могли бы вы прокомментировать проблему, которая сейчас сложилась в регионе.
— Я могу сказать, что сейчас депутаты создали парламентскую комиссию с привлечением экспертов и представителей правительства, чтобы разобраться в причинах.
Конечно, есть внешние факторы — санкции, снижение экспортных доходов, особенно в добывающих отраслях: уголь, нефть, лес, газ. Когда доллар падал, прибыль компаний в рублях сокращалась, соответственно, уменьшались налоговые поступления. Но мы смотрим и на внутренние причины, например, насколько точно был рассчитан прогноз по бюджету. Более ничего пока сказать не могу.
— Мы уже подробно поговорили о паллиативной помощи. А были ли ещё инициативы, которые исходили лично от вас?
— Да, конечно. Одна из них касалась компенсаций за топливо. У нас в регионе действует закон, по которому ветеранам и льготникам возмещаются расходы на дрова и уголь. Но жизнь изменилась: появились пеллеты, горбыль, другие виды топлива, которые формально не попадали под действие закона. Получалось, что человек, купивший дрова, получал компенсацию, а тот, кто отапливал дом пеллетами, — нет.
Мы с коллегами из Заксобрания внесли поправки, расширили перечень видов топлива, где теперь не только дрова и уголь, но также топливные брикеты, пеллеты и горбыль. Это позволило увеличить количество льготников, которые теперь могут воспользоваться данной мерой соцподдержки. В частности, данная мера распространяется на медицинских и фармацевтических работников, а также на отдельные категории работников культуры и госучреждений, к которым относятся и подразделения ветеринарной службы. Я считаю, что это справедливо и современно, особенно для северных районов, где другие источники тепла просто недоступны.
Также из личной практики могу привести пример, когда я обратился в правительство по довольно конкретному вопросу. Речь шла о компенсации расходов на оплату проезда детям-инвалидам, которые направляются на лечение. Согласно федеральному законодательству, если ребёнок-инвалид едет в федеральный центр, все расходы покрываются из федерального бюджета. Но если лечение проходит в пределах области, то проезд компенсируется за счёт региональных средств — через органы соцзащиты.
И вот в областном постановлении был прописан перечень медицинских учреждений, куда такие поездки компенсируются. Там были указаны детские больницы, поликлиники, другие региональные учреждения, но не был включён детский областной хоспис. Из-за этого возникала следующая ситуация: ребёнок приезжал, например, на обследование в областную больницу, а потом его направляли в хоспис — и обратный проезд уже не компенсировался, потому что юридически хоспис не был "в списке".
После моего запроса этот пробел устранили — детский областной хоспис официально внесли в постановление правительства. И теперь с 1 января 2025 года дети-инвалиды, направленные в хоспис, так же, как и другие пациенты, имеют право на бесплатный проезд или компенсацию расходов на дорогу туда и обратно.
Кроме того, в тот же перечень добавили и Иркутскую городскую больницу №6. Это решение стало частью системной работы по поручению губернатора Игоря Кобзева, направленной на защиту прав людей с инвалидностью и обеспечение доступности медицинской помощи по всей области.
— Как происходит внесение и принятие законодательной инициативы в областном парламенте?
— Любая законодательная инициатива проходит длинный путь. Сначала её рассматривает профильное министерство и даёт заключение — поддерживает или нет. Потом документ обсуждается на рабочих совещаниях, где присутствуют юристы Законодательного собрания, представители прокуратуры, уполномоченные по правам человека и по правам ребёнка, контрольно-счётная палата. Только после всех согласований инициатива попадает в профильный комитет, а затем выносится на сессию.
Это сложный, но правильный процесс. Каждый закон должен быть юридически точным и экономически обоснованным. Мы всегда спрашиваем: как это скажется на бюджете, кому реально поможет, не получится ли так, что огромные средства пойдут на проект, который не принесёт пользы?
Иногда случаются упущения — тогда вносятся поправки. Так, например, когда принимали закон о многодетных семьях, в нём забыли прописать статус приёмных родителей. Формально семья с двумя своими детьми и одним приёмным не считалась многодетной. После замечания прокуратуры мы внесли изменения. Это нормальная работа живого законодательства: поправки и уточнения делают его лучше и справедливее.
— Мы говорили с вами о том, что медицина активно развивается, система здравоохранения модернизируется, внедряются цифровые технологии. Но скажите, остаются ли проблемы с кадрами, особенно с привлечением молодых специалистов, и решаются ли они на региональном уровне?
— Вопрос с кадрами, безусловно, остаётся сложным — и не только в регионе, но и по всей России. Основная причина в финансах: для любого лечебного учреждения главной статьёй расходов остаётся заработная плата. Часто работать курьером сегодня выгоднее, чем врачом.
Чтобы стать врачом, нужно пройти 6 лет обучения в медицинском университете и ещё 2 года в ординатуре. Итого — 8 лет. Затраты на образование огромные, а зарплата не всегда соответствует этим усилиям.
Раньше наш институт выпускал больше специалистов: в 80-е годы педиатрический факультет выпускал 150 человек, лечебный — 250. Сейчас цифры снизились: лечебный факультет выпускает 150 человек, педиатрический — 100. То есть ежегодно выпускается меньше врачей, и Иркутская область недополучает специалистов.
Если говорить о зарплатах, ещё 5 лет назад Иркутская область выглядела привлекательнее по сравнению с Республикой Бурятия, Забайкальским краем, Красноярским краем и Кемеровской областью. Сегодня различия практически исчезли, зарплаты выровнялись.
Сейчас применяются разные меры для привлечения врачей: программы "Земский доктор" и "Земский фельдшер" с выплатами до миллиона рублей, целевые наборы в медицинские вузы. Раньше распределение было жёстким: выпускники обязаны были минимум 3 года работать по назначению, при этом государство обеспечивало льготы — жильё, поддержку в небольших поселках. Сегодня подходы остаются похожими: компенсация расходов, целевые направления для молодых специалистов.
Кроме того, сейчас законодательно принимается: врач, прежде чем работать в частной клинике, обязан отработать 3 года в государственной. Это — более жёсткая мера со стороны федерального правительства, в то время как регионы предлагают различные льготы.
Отбор в медицинские вузы зависит и от рождаемости, и от целенаправленности подготовки. Для успешной работы в медицине нужно учиться почти в два раза дольше, чем в других профессиях. Важно, чтобы будущий врач имел нужную направленность и базовые знания.
Часто целевики поступают в институт, но не выдерживают первый курс. Это связано не с низким уровнем знаний в школе, а с тем, что в 11-М классе профильные предметы — химия и биология, необходимые для медицины — уже почти не изучаются. Основной упор делается на русский язык и математику, так как они обязательны для сдачи ЕГЭ. Поэтому поступающим требуется дополнительная подготовка по профильным предметам, чтобы успешно поступить в вуз и справиться с учебной нагрузкой.
Будем, конечно, думать, что можно сделать дополнительно. Сейчас как раз проанализируем на комитете, какой эффект дают все наши законодательные инициативы.
— Расскажите, какие задачи ставите перед собой на близлежащую перспективу в Законодательном собрании? Есть ли у вас проекты, которые бы вы обязательно хотели реализовать?
— Время развивается быстро, поэтому для нас самым главным сейчас является переезд паллиативного отделения в новое здание. Что касается всей области, конечно, есть проекты, в основном долгосрочные, которые мы сейчас изучаем и планируем развивать.
Одно из направлений — оценка состояния здоровья прикрепленного населения в каждом населенном пункте. На основе этих данных мы ищем пути оптимизации работы стационарных учреждений. В частности, рассматривается создание межрайонных центров — более компактных отделений, которые обслуживают несколько районов.
Мы уже попробовали такой подход на практике. Например, в Заларинском районе создано межрайонное паллиативное отделение, которое принимает пациентов из Нукутского, Зиминского, Заларинского и Аларского районов. Аналогично, в Осинском отделении обслуживаются пациенты из Боханского, Осинского и Эхирит-Булагатского районов.
Есть идеи по рациональному распределению таких отделений в других районах — это позволит эффективнее использовать ресурсы, привлечь кадры и улучшить обслуживание населения.
Кроме того, планируется развитие выездных бригад, особенно для диспансеризации. В прошлом году областная больница уже проводила выезды, например, в Нижне-Илимский район, и этот опыт будет развиваться дальше. В каком именно виде и как это будет организовано, мы рассмотрим детально на комитете и в Законодательном собрании.
— Александр Петрович, сталкиваетесь ли вы в своей работе со сложностями, критикой или отрицательной обратной связью? И как с этим справляетесь?
— Конечно, такое бывает.
Есть такое правило: если человек хочет что-то сделать, он ищет пути, как это сделать правильно, юридически и по правилам. Если же не хочет — он ищет нормативные причины, почему сделать это невозможно.
Иногда сталкиваемся с ситуациями, когда говорят: "Это не наша зона ответственности, это должны решить жители или управляющая компания". Бывает, что дают отписку и перенаправляют к другому ведомству. В таких случаях эффективный способ — обратиться в прокуратуру, чтобы разобрались, кто за что отвечает.
Есть обращения, которые можно решить буквально по телефонному звонку, чаще всего это касается здравоохранения. Другие требуют недель или даже месяцев рассмотрения. А некоторые обращения вообще трудно или невозможно исполнить. Например, приходят люди с просьбами о соцуслугах, которые формально не соответствуют установленным закупкам или стандартам — иногда это просто личные предпочтения, вроде "мне нужна другая трость".
Также бывают мелкие бытовые вопросы, вроде доступа в поликлинику через временно закрытую дверь. Здесь приходится объяснять, что изменения делаются для удобства, но человек всё равно остаётся при своём мнении. Иногда удаётся убедить, иногда — нет, и тогда остаётся просто объяснить и помочь, насколько это возможно.
— Мне кажется, для многих, в том числе и для меня, политика — очень сложная сфера. Когда слышат слово "депутат", обычно представляют человека в строгом костюме, решающего серьёзные дела. А можете рассказать о себе как о человеке? Что скрывается за словом "депутат"?
— На самом деле я такой же, как любой обычный иркутянин. Живу в Иркутске, воспитал двух дочерей. Иногда ко мне внуки приезжают.
Мне нравится, когда город преображается, когда улицы становятся красивее, люблю гулять по нижней набережной и Бульвару Гагарина. Как обычный человек посещаю магазины, иногда ругаю дороги.
На самом деле я такой же, как любой обычный иркутянин. Фото: Из личного архива Александра Бессонова
Также увлекаюсь работой на приусадебном участке: выращиваю овощи в теплицах и на грядках, радуюсь, когда морковка и огурцы растут хорошо. В целом, я живу обычной жизнью, со своими радостями и заботами, а депутатская работа — просто часть моей жизни.
— Изменилась ли ваша работа как врача и жизнь как обычного человека за время депутатской деятельности? Поменялись ли приоритеты или жизненные ценности?
— Депутатская деятельность для меня — это не освобождённая работа, а общественная нагрузка. Она занимает значительное время: вечером приходится рассматривать вопросы, обдумывать решения, изучать материалы. Естественно, времени на отдых стало меньше. Но в целом я к этому привык.
