Уже несколько недель подряд в Иркутской области каждый день от коронавируса умирает около 20 человек. И большей опасности подвержены те, кто встречается с вирусом лицом к лицу ежедневно — врачи. Но не застрахованы от ковида даже те доктора, которые, казалось бы, не связаны с лечением заразившихся. Одним из таких примеров стала врач-неонатолог Ольга Васильевна Дорощенко. Она 23 года проработала в "чистом" отделении родильного дома медсанчасти ИАПО. 16 августа ей бы исполнилось 62 года. Всего 41 день она не дожила до праздника. В ночь с 6 на 7 июля ее не стало. Умерла в реанимации родного медучреждения с диагнозом — COVID-19. Подробнее в материале ИА IrkutskMedia.
Из Полтавки в Иркутск
Ольга Васильевна родилась далеко от Иркутска — в Омской области в селе Полтавка. В большой и дружной семье Ольга была младшим, четвертым ребенком. Она очень любила детей. Поэтому и профессию выбрала сложную, интересную и связанную с появлением новой жизни — неонатолог. Она получила образование в Омском государственном медицинском университете и совсем молоденькой девочкой по распределению была направлена в Иркутск.
Здесь она встретит свою единственную любовь — молодого летчика Виктора Дорощенко, который старше ее на 13 лет. Встреча станет судьбоносной — врач останется в Иркутске навсегда и создаст уже свою большую и дружную семью.
Они прожили с Виктором Ивановичем вместе всю жизнь. Он был летчиком-командиром воздушного судна 1-го класса. Сама она после обучения работала в роддоме на улице 8-й Советской, потом в микрорайоне Юбилейном. Последним местом ее работы стал родильный дом в медсанчасти ИАПО во Втором Иркутске.
В 28 лет Ольга Дорощенко родила свою первую дочь Людмилу. Время шло, семья росла. И вот у Ольги Васильевны уже четверо детей, четверо внуков. Дочери и сын нашли свое место в жизни. Старшая дочь Людмила — экономист на Иркутском авиазаводе, средняя дочь Татьяна — ведущий специалист в дочернем предприятии "Иркутскэнерго", младшая дочь Виктория живет в Москве и работает офис-менеджером. А единственный сын Иван пошел по стопам матери и стал военным врачом. Он лейтенант медицинской службы, слушатель ординатуры военно-медицинской академии в Санкт-Петербурге.
"Она "пчелка". Это человек, который привык работать. Помимо того, что она трудоголик, она большую часть времени проводила в семье — с родными, с близкими. Семья у нее всегда стояла на первом месте", — вспоминает свою маму ее старшая дочь Людмила.
После того, как дети выросли и разъехались кто куда, Ольга Васильевна стала вести достаточно уединенный образ жизни. "Дом — работа, работа — дом" — это как раз про нее. Вместе с Виктором они жили в частном доме. Сейчас ему 74 года и он инвалид 1 группы. Муж нуждался в ее помощи, поэтому все, чем она занималась после работы — ухаживала за ним.
Хоть дети выросли и уехали из отчего дома, в семье осталась нерушимая традиция — обязательно собраться всем вместе минимум два раза в год. Людмила и Татьяна и так живут в Иркутске, поэтому с мамой виделись часто и приводили внуков, которых она очень любила. А Виктория и Иван прилетали из Москвы и Питера. Вот и этим летом младшие дети уже взяли отпуск и купили билеты, чтобы по традиции собраться все вместе в августе и встретить мамин день рождения. В итоге, конечно, встретились. Вот, только, повод трагический...
Развитие болезни
Людмила рассказывает, что ее мама всю жизнь проработала в отделении новорожденных с палатой реанимации и интенсивной терапии. Это считается "чистым" отделением роддома — там, где у рожениц не должно быть никаких инфекционных заболеваний. Тем не менее, предполагает Людмила, ее мама могла заразиться на работе.
В воскресенье вечером, 20 июня на дежурстве Ольга Васильевна почувствовала себя плохо. Обратилась к медсестрам, попросила их поставить ей укол — антибиотик. Выходя с работы она позвонила Людмиле и сообщила о своем самочувствии, попросила дочь приехать и поставить ей еще один укол. Следующее ее дежурство должно было быть в четверг — 24 июня, но она предупредила главврача медсанчасти ИАПО Евгения Выговского о том, что заболела. Следующие два дня она провела дома и лечилась антибиотиками и противовирусными.
22 июня Ольга Васильевна обратилась к эпидемиологу медсанчасти ИАПО и сообщила, что, возможно, больна коронавирусом и вероятно заразилась им на работе, поскольку поток рожениц в эти месяцы был большой. В этот же день она сдала тест. Результат пришел 24 июня — положительный. 25 июня пришел фельдшер из ее больницы и назначил ей препарат устраняющий симптомы простуды. Ольга Васильевна решила продолжить самолечение антибиотиками и противовирусными, но становилось только хуже.
В этот же день, 25 июня, она сделала компьютерную томографию легких (КТ4) и оно показало поражение одного легкого 45%, поражение второго — 20%. Вечером того же дня Ольга Васильевна попробовала вызвать скорую. Ее предупредили, что ждать бригаду придется примерно двое суток. 26 июня Людмила с мужем приехали к маме, и снова попытались вызвать скорую. Из-за всех этих проволочек врач почти неделю была вынуждена заниматься самолечением. Всем было ясно — дальше тянуть нельзя.
Ольга Дорощенко написала главврачу ИАПО Евгению Выговскому сообщение о положительном тесте на коронавирус и о своем самочувствии. Пожаловалась, что трудно попасть в стационар — попросила посодействовать. Начальник помог, и уже через 15 минут ее госпитализировали.
Она легла в больницу, но все становилось только хуже. 27 июня Ольга Дорощенко весь день пролежала в стационаре и дышала с помощью кислородной маски. 28 июня состояние резко ухудшилось — результаты КТ4 показали обширное поражение легких (80-90%). В 13.30 ее перевели в реанимацию.
Правила есть правила
Тем временем родные пытались сделать все, чтобы спасти Ольгу Васильевну. Иван, как только узнал о болезни мамы, сразу же взял отпуск по семейным обстоятельствам и прилетел из Санкт-Петербурга в Иркутск. Руководству он объяснил, что летит помогать матери и будет работать в красной зоне. Людмила писала главврачу медсанчасти ИАПО и просила, чтобы Ивана пустили в реанимацию, но получила отказ.
"Я сам работник красной зоны — проработал в ковидной командировке почти полгода. У меня есть свидетельство о том, что я имею право оказывать медицинскую помощь людям, заболевшим коронавирусной инфекцией и справки из мест, где я бывал. Кроме того, что я по специализации врач-хирург еще и военный врач. Хотел оказать помощь не только моей маме, но и вообще. Лишь бы оказаться там", — рассказал Иван Дорощенко.
1 июля Иван при личной встрече с Евгением Выговским попытался договориться о допуске в реанимацию. Однако ничего не вышло. Заместитель главного врача медсанчасти ИАПО Марина Дегтярева корр. агентства пояснила, отказали ему по нескольким причинам.
"В отделении реанимации медсанчасти ИАПО на тот момент действовали строгие противоэпидемиологические правила. Родственникам, нотариусам, батюшкам — всем, кто мог посещать реанимацию в обычной "довоенной" жизни, сейчас туда путь заказан. В реанимацию допускались только сотрудники медсанчасти", — рассказала Дегтярева.
Кроме того, Марина Дегтярева сказала, что трудоустройство Ивана заняло бы много времени, к тому же в медучреждении на тот момент не было свободных ставок, на которые он мог претендовать.
"2 года назад папа лежал с переломами бедра. Меня пустили в реанимацию. Я 40 дней провел с ним, а ведь я тогда еще был с неполным высшим — учился. Думаю, благодаря тому, что я в те дни работал в реанимации, он выжил и до сих пор живет", — рассказывает Иван.
Но в этот раз главврач не пошел на уступки. Руководство пояснило, что сейчас совершенно другая ситуация.
"Да, когда лежал его отец два года назад, была другая ситуация, тогда не было таких противоэпидемических мероприятий. Мы просто не могли не разрешить ему ухаживать за родственником, пошли навстречу Ольге Васильевне. Сами понимаете, корпоративная этика — помогать своим. Но в данной ситуации, однозначно — нет. Нас никто бы не понял и не простил. Никто не исключает случаев повторного заражения. Если бы молодой человек в полном расцвете сил заразился бы у нас в отделении и заболел ковидом, то что бы нам на это сказали его родственники? Мама, если бы осталась жива? Мы просто не могли рисковать его жизнью и здоровьем", — сказала Марина Дегтярева.
Итак, речь идет как о простом человеке, но вспомним, что перед нами человек с медицинским образованием и с допуском в "красную зону". Кроме того, Иван предлагал переливание своей крови — у него было достаточно антител и он мог быть донором. Кровь не взяли. Замглавврача рассказала, что осматривала Ольгу Васильевну практически каждый день, и хорошо помнит, как они с коллегами обсуждали этот вопрос.
Она пояснила, что антиковидная плазма в лечении Ольги Дорощенко не использовалась не потому, что биологического материала не было в наличии. Причина была в методических рекомендациях: использование плазмы оптимально с 3 по 7 день с момента появления клинических симптомов заболевания, и после 21 дня при неэффективности проводимого лечения. Ольга Дорощенко находилась на лечении в медсанчасти ИАПО с 8 по 17 день от начала болезни.
"Для антиковидной плазмы она не попала в "терапевтическое окно". Если бы она лечилась у нас 21 день и по факту на 21-й день мы получили положительный результат теста на коронавирус, то мы бы ее прокапали, но, к сожалению, она до этой даты не дожила. Иван предлагал свою помощь. И, может быть, это было бы правильно. Мы бы направили его на станцию переливания крови даже если бы там не было плазмы. Но мы этого не сделали, потому что на тот момент не было показаний к этому", — сказала Марина Дегтярева.
В медкарте за 6 июля значится следующая запись: "рекомендовано: антиковидной плазмы на ОСПК нет". Под этой записью стоит подпись Марины Дегтяревой. Замглавврача не смогла объяснить наличие своей подписи в документе об осмотре.
10 дней в реанимации
До того как Ольга Васильевна попала в реанимацию, она связывалась с родными с помощью сообщений в мессенджерах. Ей было тяжело говорить по телефону, к тому же она практически все время была "под кислородом". По словам Людмилы, Ольга Васильевна не имела привычки жаловаться на медперсонал, потому что сама медик. Она жаловалась только на свое самочувствие. Когда ее переводили в реанимацию, она успела сделать один звонок. Позвонила старшей дочери.
"Когда я разговаривала с мамой в последний раз, последними ее словами были: "Доча, меня переводят в отделение реанимации, и я не знаю, как вы будете со мной связываться". Больше я ее уже не слышала", — вспоминает Людмила.
В тот же день на семейном совете было решено, что держать связь с реанимацией дважды в день будет Иван.
"На протяжении всего времени ее нахождения в лечебном учреждении была сугубо отрицательная динамика. Я каждый день звонил и каждый раз узнавал что-то новое. Плохое", — вспоминает Иван.
1 июля с Иваном разговаривала врач-реаниматолог Ирина Павловна. Она сообщила, что по текущим анализам особых изменений в состоянии больной нет. Температура нормальная. Дышит с кислородной маской. Иван спросил, дошла ли до мамы передачка с едой — ему ответили, что пока не принесли. Иван предложил привезти силиконовые валики, чтобы у мамы не образовалось пролежней. Ему ответили: "привозите". Как рассказал Иван, после смерти Ольги Васильевны, все передачки вернули родным даже не распакованными.
Родных интересовало еще одно — можно ли как-то связаться с Ольгой Васильевной. В ответ они услышали категорическое нет. Врач-реаниматолог предложила написать письмо. Пообещала прочитать и передать ответ.
2 июля в ответ на звонок Ивана Ирина Павловна доложила, что состояние Ольги Дорощенко стабильно тяжелое. Кроме того, ее перевели на искусственную вентиляцию легких (ИВЛ), потому что она не хочет лежать с маской. По словам врача-реаниматолога, Ольга Васильевна постоянно снимала маску, и сатурация падала. На вопрос Ивана прочитали ли маме письмо, которое передавали накануне, Ирина Павловна ответила — прочитали. По словам врача-реаниматолога, их мама негативно настроена, а в ответ на письмо махнула рукой и все. И ничего не сказала.
Также выяснилось, что Ольгу Дорощенко погрузили в медикаментозный сон. В таком состоянии ее планировали держать до понедельника. А пока проверят сосуды на наличие тромбоцитов.
Вечером того же дня Ивану рассказали, что тромбозов у его мамы не нашли. Это была единственная хорошая новость за последние дни.
А вот новость о том, что Ольгу Васильевну перевели в седативний сон расстроила родных. В той больнице, где работает Иван, это делается в крайних случаях. дежурный врач-реаниматолог Татьяна Николаевна пояснила, это и был крайний случай. Она не дышала с маской — снимала, не слушала врачей. Все потому, что ей было тяжело дышать с помощью маски — по словам врача, это не каждый сможет.
Кроме того, врач-реаниматолог рассказала, что седация помогла бы направить силы организма на восстановление. Иван вспоминает, что в том разговоре Татьяна Николаевна произнесла такие слова: Интубация — это терапия отчаяния. Все что мы можем сделать. В первую очередь, мы надеемся на то, что на ИВЛ она расслабится и у легких будет больше возможностей раскрыться.
3 июля Иван передал силиконовые валики, которые нужны для предотвращения пролежней в прон-позиции. Через час он позвонил в реанимацию. Ирина Павловна в этот день не работала — выходной. Трубку взяла дежурная. Ивану рассказали, что изменений нет. Сатурация не падает, а мама все также находится на ИВЛ в медикаментозном сне.
В тот же вечер Иван снова позвонил, чтобы узнать, дошла ли передачка и в каком состоянии находится его мама. Дежурный врач, видимо проигнорировав вопрос про передачку, ответила, что состояние больной остается без изменений. На повторный вопрос про передачку ушла уточнить, через 30 секунд ответила, что все дошло.
4 июля дежурный врач-реаниматолог Татьяна Николаевна рассказала Ивану по телефону о том, что сатурацию его мама держит хорошо, на уровне 98-99%. Решение о выводе ее из седативной комы примут в понедельник.
В тот же вечер Иван еще раз позвонил узнать о состоянии мамы. Татьяна Николаевна ответила, что состояние прежнее — не хуже. Дольше разговаривать она не могла — ее ждал сложный пациент.
В понедельник 5 июля состояние Ольги Васильевны оставалось прежним — крайне тяжелым, она находилась на ИВЛ. К этому времени уже наступила тотальная двухсторонняя пневмония. Ольге Васильевне сформировали трахеостому для того, чтобы, в случае, если она начнет держать сатурацию, ее могли вывести из медикаментозного сна, чтобы она начала сама глотать, есть.
Вечером состояние по-прежнему было тяжелое и не совсем стабильное. Ольгу Васильевну уже посадили на адреналин из-за слишком низкого давления. Если так пойдет дальше — дозировку препарата придется увеличить. Ивана предупредили, что прогноз неблагоприятный. У Ольги Васильевны уже наблюдается полиорганная недостаточность.
6 июля Ивану доложили: состояние такое же. Без динамики. Дозы кардиотоников не увеличиваются, сатурация держится на уровне 94-96%.
На вечерний звонок впервые за все время ответил врач-мужчина — дежурный реаниматолог. Он рассказал, что состояние крайне тяжелое. Днем температура не поднималась, а сейчас, вечером, температура 40 °С и плохо снижается. Вывод был ясен — состояние Ольги Дорощенко по всем фронтам сугубо отрицательное. Этот разговор произошел за 5 часов до ее смерти.
От вскрытия отказались
"О смерти мамы я узнал случайно. Мне нужна была справка о текущем состоянии мамы, для отчета на работе. В медсанчасти мне ее выдали, а гербовой печатью не заверили. Я 7 июля утром поехал заверять эту справку. Как ни в чем не бывало захожу в администрацию. А заместитель главврача выглянула из своего кабинета и сказала: Иван зайди ко мне. Ты еще не в курсе? Мама умерла у тебя. В 2.50", — вспоминает Иван.
Марина Дегтярева заверяет: медсанчасть сделала все возможное для того, чтобы помочь Ольге Васильевне. Но она сначала пыталась лечиться амбулаторно, а, когда состояние ухудшилось, позвонила главному врачу и ее тут же госпитализировали в стационар медсанчасти. Там для нее было сделано все. Но ситуация развивалась молниеносно.
Родные погибшей написали отказ от вскрытия. В медсанчасти ИАПО настаивать не стали — пошли навстречу. Иван считает, что это уже ничего бы не изменило, да и вскрытие провели бы патологоанатомы ИАПО. По мнению Ивана, судмедэкспертиза уже могла бы быть не объективной и независимой.
"После ее смерти они были у меня в кабинете вдвоем — Людмила и Иван. Я им несколько раз задала вопрос: Согласны ли вы? Есть ли у вас претензии? Здесь необходимо проведение патологоанатомического исследования. В дальнейшем это было бы критерием, для решения вопросов: были ли нарушения? Правильно ли поставлен диагноз? Мало того, я дала им время на обдумывание этого вопроса — попросила, чтобы они в кругу семьи сели и обсудили эту тему. И чтобы потом, только после этого они сказали свое решение. В итоге они отказались от вскрытия. На тот момент они сказали, что у них никаких претензий нет", — вспоминает Марина Дегтярева.
Замглавврача пояснила, что течение коронавирусной инфекции имеет свои морфологические особенности, которые явно видны при проведении вскрытия. Там ошибиться невозможно. Кроме того, берется посмертный материал на исследование на коронавирус. Проведение вскрытия — это доказательная база. Оно завершает все этапы расследования.
Расследование
Тем временем медицинское учреждение провело свои внутренние расследования случая заражения. Первое провели 24 июня после получения положительного результата на COVID-19. Второе — 7 июля, в день установления заключительного диагноза и смерти Ольги Дорощенко.
Результаты проверки гласили, что Ольга Дорощенко в период возможного заражения (с 7 по 18 июня) не работала с пациентами, у которых был подтвержден COVID-19, так как в отделении новорожденных и в целом в родильном доме медсанчасти ИАПО случаев заболевания новой коронавирусной инфекцией в период возможного заражения не было выявлено, о чем свидетельствует журнал учета инфекционных заболеваний.
Эпидемиолог медсанчасти ИАПО рассказала, что все случаи регистрации пациенток с COVID-19 фиксируются в этом журнале. И записей именно в этот период нет. Согласно журналу, первый случай поступления зараженной пациентки произошел 9 марта 2021 года, а следующий — 23 июня 2021 года. Обе женщины не попали в "чистую" зону родильного дома. В промежуток между этими пациентками больше никого с подозрением или подтвержденным диагнозом на коронавирус не было. Инкубационный период заболевания Ольги Дорощенко считается с 7 по 20 июня. По графику у нее в это время было всего лишь два дежурства: первое — 8 июня на начало инкубационного периода, где вероятность заражения минимальна, второе в конце — 17 июня.
"После того, как коронавирус у Ольги Васильевны подтвердился, мы проверили весь персонал, с которым она общалась и рожениц, которые находились в родильном доме на тот момент. Ни одного случая за возможный инкубационный период выявлено не было. Если был бы хотя-бы один подтвержденный случай, помимо Ольги Васильевны, то нужно было бы выяснять, кто кого заразил? Но, думаю, что мы бы до конца так и не выяснили кто явился первопричиной", — сказала Марина Дегтярева.
Кроме того, она поделилась размышлениями о том, где могла заразиться Ольга Васильевна. Со слов медперсонала, Ольга Дорощенко неоднократно ездила на общественном транспорте, посещала магазины и кафе.
"В нашем родильном доме строгие противоэпидемические мероприятия: масочный режим, средства индивидуальной защиты, обработка, кварцевание. Где источник заражения более вероятен? Я думаю, что скорее всего "на воле" — в автобусе, в магазине, в кафе, где-то еще в каких-то общественных местах. Больше шансов для передачи такой инфекции именно там. Но никак не в родильном доме. Здесь все-таки жесточайший контроль и строгие барьеры на пути передачи вируса", — рассказала Марина Дегтярева.
Вывод внутреннего расследования: Ольга Дорощенко не могла заразиться коронавирусом на рабочем месте. Информацию о том, что с 1 по 20 июня у рожениц, находящихся в родильном доме медсанчасти ИАПО, положительные результаты теста на COVID-19 не регистрировались сообщил Минздрав Иркутской области в ответе на официальный запрос агентства.
Нет тестов — нет заболевших
С результатами расследования, проведенного медучреждением, родные Ольги Дорощенко не согласились и начали собственное. Так им удалось выяснить, что у рожениц, которые поступали в родильный дом медсанчасти ИАПО якобы не брали тест ПЦР, хотя, по их мнению, должны были. О том, как проверяли пациенток родильного дома рассказала Татьяна Зубова. Она рожала в этом отделении 4 июня.
"Я поступила 27 мая в отделение патологии экстренно со сроком 38 недель. Теста ПЦР у меня не было, и за все то время, что я пролежала в отделении, а это 11 дней, у меня ни разу не попросили тест, и не предлагали взять. Я даже не знаю был ли отдельный бокс для инфицированных, но когда мы после родов лежали в послеродовом отделении, там были девочки, у которых так же не было теста. Хотя, отмечу, что и признаков заболевания ни у кого из нас не было", — вспоминает Татьяна.
Татьяна рассказала, что пациенток в роддоме ИАПО было так много, что в коридорах были развернуты койки видимо для родивших женщин, как на втором, так и на третьем этажах отделения. И если на третьем эти кровати просто были подготовлены и застелены, то на втором, где лежала Татьяна, якобы молодые мамы с детьми лежали на койках в коридоре. Татьяна вспоминает, что поток пациенток был такой, что в патологию, можно предположить, брали рожениц на два дня, наблюдали и, вероятно, отправляли домой, а кого-то, возможно, отправляли на роды через несколько часов после поступления. По словам Татьяны, предполагается, что тестов на коронавирус у них почему-то могли и не брать. Татьяна уточнила, что очень многие роженицы поступили в родильный дом медсанчасти ИАПО из Шелехова.
В ответе на официальный запрос откуда такой наплыв рожениц из соседнего города, Минздрав Иркутской области и медсанчасть ИАПО в один голос утверждают: именно из Шелехова поступила всего одна роженица.
Кроме того, Марина Дегтярева пояснила, почему тестировали далеко не всех пациенток. Оказывается, тестирование рожениц, поступивших в родильный дом медсанчасти ИАПО проводится за 3 дня до плановой госпитализации по месту наблюдения, согласно методическим рекомендациям "Организация оказания медицинской помощи беременным, роженицам, родильницам и новорожденным при новой коронавирусной инфекции COVID-19. Версия 3". При наличии клинических проявлений тестирование проводилось согласно санитарным правилам "Профилактика новой коронавирусной инфекции (COVID-19)" и распоряжению Минздрава Иркутской области.
"Если нет клинических показаний, то в роддоме ни у кого не берут мазок. Поступающих рожениц с симптомами заболевания мы госпитализируем в обсерватор-изолятор. Контактов у такой роженицы с медперсоналом и роженицами из "чистой" зоны нет. Уже изоляторе берем мазок и направляем его в Иркутский Диагностический центр. Пока ждем результаты — оказываем помощь пациентке. Ей же нужно где-то родить? Если по результатам исследования выходит положительный результат, то лаборатория, где получен этот результат, отправляет его в Роспотребнадзор", — пояснила Марина Дегтярева.
Замглавврача отметила, что не отрицает возможность попадания в медучреждение пациенток с бессимтомным течением коронавируса, но в роддоме ведется тщательная обработка помещений, поэтому вспышку болезни избежать удается. А Татьяна, которая рожала в этом роддоме и четыре года назад, рассказала и о том, как проводилась санитарная обработка помещений больницы. По ее словам, за четыре года методы уборки палат не сильно поменялись.
"Санитарки убирались, протирали ручки дверей и делали кварцевание палаты один раз в сутки. Правда в этот раз, когда привозили обед, просили надеть медицинскую маску. И на процедуры мы ходили в масках. Но, сидя в очереди на процедуру по сорок минут — часу, мы все равно снимали маски. И еще медперсонал говорил нам: Не ходите по коридору — коронавирус!", — рассказала Татьяна.
По словам Татьяны, иногда даже некоторые врачи якобы были "без масок" — то есть они у них были, но, можно сказать, прикрывали не нос и рот, а только подбородок. Татьяна вспомнила о том, как провела прием Ольга Васильевна. Она навестила женщину на второй день после родов, чтобы осмотреть ребенка. По словам родильницы, врач-неонатолог была абсолютно здорова, в хорошем самочувствии и настроении. Внезапная смерть доктора стала шоком для пациентки.
Письма во все инстанции
Первая неделя после смерти мамы прошла в состоянии эмоционального аффекта. Осиротевшим детям было не до разборок. Однако, когда шоковое состояние начало проходить, они стали разбираться в чем дело и писать во всевозможные инстанции. Для начала они обратились в ФСС РФ, так как родственникам врача, погибшего в результате инфицирования COVID-19 на рабочем месте, полагалась страховая выплата, по результатам расследования страхового случая. ФСС, в свою очередь, направили письмо министру здравоохранения Иркутской области Якову Сандакову с просьбой повлиять на руководство медсанчасти ИАПО, чтобы они направили извещение в Роспотребнадзор об установлении диагноза COVID-19 у работника медучреждения.
Минздрав переслал в ФСС письмо, которое Евгений Выговский написал министру здравоохранения. В письме сказано, что Ольга Васильевна Дорощенко не работала с пациентами, у которых подтверждено наличие COVID-19. А значит ее инфицирование произошло не при исполнении ей трудовых обязанностей и данный случай заражения не является профессиональным заболеванием.
Иван Дорощенко сомневается в достоверности акта расследования медсанчасти ИАПО. По постановлению правительства, членами комиссий должны назначаться независимые лица и обязательно должен быть сотрудник, не имеющий отношения к данному медучреждению.
"Я собираюсь предоставить историю болезни на независимую экспертизу, чтобы опытные специалисты с большим стажем ознакомились с ней и выявили, как они лечили собственную коллегу, которая у них проработала 23 года. Потому, что даже у меня, молодого специалиста, есть вопросы к этой истории болезни. На словах они, конечно, оказывали ей все необходимое, успокаивали нас постоянно", — рассказал Иван.
Кроме того, родные Ольги Дорощенко стали обращаться куда только можно, чтобы добиться правды. Для начала они направили запросы в Роспотребнадзор, Прокуратуру, Следственный комитет, Фонд социального страхования, Территориальный фонд обязательного медицинского страхования и Минздрав Иркутской области.
"Нас проверяют уже не знаю даже по какому кругу, все возможные организации. У родных погибшей Ольги Дорощенко в одной жалобе написано, что мы скрываем факт заражения. Скрыть его просто невозможно. Даже если бы мы очень захотели, то за нас бы сообщила лаборатория Диагностического центра в Роспотребнадзор, получив положительный результат. У нас была проведена своя врачебная комиссия, проверка Министерства здравоохранения Иркутской области, Росздравнадзором, Роспотребнадзором. Нас со всех сторон уже проверили и замечаний по данному факту, пока, слава богу, нет", — рассказала Марина Дегтярева.
Областная прокуратура передала материалы дела в прокуратуру Ленинского района. Следственный комитет продлил срок ответа до 21 сентября. Если проверяющие органы все же выявят, что Ольга Васильевна заразилась на рабочем месте, то согласно указу президента, ее семья получит единовременную страховую выплату в 2,7 млн рублей.
Но никаких сумм не хватит, чтобы восполнить эту страшную потерю. Родные запомнят Ольгу Васильевну как заботливую маму и бабушку, а коллеги и руководство как невероятно энергичного и трудолюбивого врача. Возможно, медсанчасть ИАПО действительно сделала все для того чтобы спасти своего сотрудника. В рамках методических рекомендаций. Но, может быть, иногда все же стоит немного отступить от правил и сделать чуточку больше? Например, лишний раз направить пациента на тест, зная, что иногда болезнь протекает бессимптомно. Или попытаться выйти за рамки общепринятого лечения, чтобы с уверенностью потом сказать: "Мы сделали все!"
