Историями о потомственных ученых, врачах, артистах и других интеллектуальных профессиях сегодня редко кого удивишь. А встречали ли вы потомственного автоэлектрика? В Иркутске есть такие люди. Один из них — Евгений Леонидович Шаповалов. Его дед, отец, дядя и тетя были автоэлектриками и работали в "Иркутскавтотрансе" (ещё до того, как он стал так называться). Эту же профессию выбрал для себя и Евгений. Так же как и его родные он пришел работать в "Иркутскавтотранс" сразу после школы, и было ему тогда всего 14 лет. Возможно, и дети Евгения также пойдут по его стопам. Евгений Шаповалов рассказал в интервью для ИА IrkutskMedia об особенностях и сложностях семейной профессии, которой он отдал уже более 30 лет жизни, как изменился автопром за десятилетия, а также о своих хобби, которым автоэлектрик посвещает все свободное время.
— Евгений Леонидович, расскажите, как начался ваш профессиональный путь?
— В "Иркутскавтотрансе" я работаю с 14 лет. У меня здесь дед работал, потом трудился отец, тетя и дядя тоже работали здесь и все были автоэлектриками. Эта профессия у нас в крови, видимо (улыбается). О каком-то специальном образовании и речи не шло. Я еще здесь не работал, учился еще, но уже тогда дедушка и папа во время ремонта нашего автомобиля поручали мне разную работу. А как только я выпустился из школы, то сразу пришел сюда работать.
Приходилось постигать эту науку сразу, по "бразильской системе", помните, как в "Ералаше" (6+), где мальчишку учили стоять в воротах. Если бы он не поймал мяч, то пришлось бы платить за разбитое окно в парикмахерской, перед которой и стоял вратарь-новичок. Так и тут выходило: неправильно сделаешь — будешь платить за автобус.
— В чем заключается ваша работа?
— Автоэлектрик занимается ремонтом электрооборудования автомобиля. И если раньше автоэлектрик ремонтировал только одну десятую часть автомобиля, то сегодня количество работы увеличилось в несколько раз. Потому что в современных автомобилях примерно 70% оборудования — электрическое. Время не стоит на месте, средства передвижения усложняются и совершенствуются, но зато упрощается работа водителя.
— Сколько автобусов вам приходится ремонтировать в день?
— Чем больше, тем лучше. Как говорится, сколько успеешь, столько и сделаешь. А неисправности разные бывают. Некоторые поломки можно найти и отремонтировать очень быстро, а на поиск других может уйти и неделя. Особенно если речь идет про новые автобусы. Здесь все осложняется тем, что нет никакой информации про них и никакого оборудования на замену. Никто не знает, как устроены внутренности новых автобусов, приходится работать наощупь, методом проб и ошибок. И из-за этого бывает так, что небольшую неисправность ищут еще очень долго.
Но я человек разносторонний, люблю узнавать что-то новое. Поэтому, чем сложнее случай, тем интереснее его решить. Порой в такие моменты чувствуешь себя детективом, которому необходимо раскрыть сложное и запутанное дело. Этим-то мне моя работа и нравится.
— Новые автобусы, которые поступили на предприятие, они часто ломаются?
— В принципе, они неплохие, они гораздо мощнее и вместительнее старых. Но возникает такое ощущение, что инженер, который эти автобусы разрабатывал, не довел эту работу до конца. Вот возьмем, к примеру, старые машины, ПАЗики. Они десятилетиями доводились до ума. Не счесть, сколько было их убито на полигоне для того, чтобы узнать их слабые места. Потом недостатки дорабатывали, снова тестировали и дорабатывали вновь и вновь. И только после этого выпускали на городские дороги. Сейчас, к сожалению, такого нет.
И дело даже не в самих деталях, а в проектировании и сборке. Сами по себе детали очень хорошие, но ведь можно ходить в обуви, допустим, за 2 тысячи рублей, а можно и за 200 тысяч. Однако выбор обуви никак не повлияет на то, что вы будете вовремя попадать на работу. Нужно, чтобы и человек соответствовал дорогой обуви и не ходил в ней по лужам. И тут так же. Просто хорошие детали немного не так установили и все — новому хорошему автобусу через короткое время потребуется ремонт. А за этим всем, я так понимаю, смотреть нереально на заводе.
Ведь автобусы собираются на конвейере обычными людьми. За всем не уследишь, вот и получается в итоге, что два одинаковых автобуса с одного конвейера могут быть абсолютно разными. Соответственно они по-разному будут работать и сломаются по-разному. И причем это тенденция всего российского автопрома.
— Евгений Леонидович, у вас очень интересная и тяжелая работа. А есть ли у вас хобби?
— О, об этом я могу рассказывать до утра! К одному из моих хобби меня подтолкнула судьба. Когда-то у меня здоровье очень сильно подкосилось. Врачи в один голос твердили, что я до конца жизни останусь лежачим. И в этой безвыходной ситуации меня спасли целебные источники. Причем не те, которые легко доступны, а такие, до которых добраться очень тяжело. Целой зарплаты не хватит, чтобы до них доехать. И даже если на трех работах работать — все равно до этих источников не доберешься. Единственный выход — самому делать технику, которая туда довезет.
Так у меня сдвинулось с мертвой точки увлечение по постройке особенного транспорта. Когда-то я этим занимался, а потом забросил старое хобби и все не находил возможности к нему вернуться. А сложившиеся обстоятельства стали своеобразным пинком, который подтолкнул меня к забытому некогда увлечению. Вот я и построил первую технику, и начал ездить на источники. Позже оказалось, что мои друзья примерно таким же занимаются. Строят машины и на них путешествуют, ездят по бездорожью. Это называется офф-роуд.
Мы начали каждые выходные, каждый вечер куда-то выезжать, искать какое-нибудь красивое болото, испытывать технику и рвать ее, чтобы усовершенствовать, сделать лучше. Но потом вышел закон о внесении изменений в конструкцию автомобиля и все наши машины оказались противозаконны. Теперь на них запрещено двигаться по дорогам общего пользования. Можно только на прицепе. Но чтобы продолжить выезды на природу, нужен не только прицеп и тот, кто повезет машину на нем, но и тот, кто вовремя встретит на месте. Все это обойдется очень дорого. Поэтому сейчас наши автомобили пылятся в гаражах.
Евгений Шаповалов. Фото: ИА IrkutskMedia
У нас даже своя традиция была. Мы с друзьями на Новый год в тайгу дня на четыре уезжали, но в этом году ничего не вышло. Очень жалко. Поэтому сейчас, когда морально тяжело становится, смотрю видео поездок старых, когда еще все можно было, успокаиваюсь. Потому что меня тут иногда так доведут, что надо хотя бы на несколько дней в лес, и чтобы никого рядом не было. И неважно какое время года, лишь бы побыть в одиночестве несколько дней.
Был бы заработок большой, я бы не заморачивался. Ну а так желательно еще с поездки привезти орехи, ягоду, грибы, на рыбалку съездить — совместить приятное с полезным. Выгоднее всего с точки зрения затрат ездить осенью, а интереснее всего — зимой.
Там, куда мы едем, нет ни дорог, ни лесозаготовок, ни браконьеров. Таких мест все меньше, но они есть. Там можно найти следы животных. Интересные следы зарисовываешь, фотографируешь, а потом ищешь, у охотников расспрашиваешь.
Я так одни следы два года искал. Никто не знал что это такое. Ни один охотник не мог ответить, говорит: это ерунда какая-то нарисована, но потом нашлись. Случайно рассказали.
— Чьи же это были следы?
— Эти таинственные следы мы не на снегу нашли, а в иле. Видимо осенью ручеек на дорогу вытекал и там образовалось такое мягкое пятно. Мы как раз там сломались. Поперек дороги лежало дерево, объехать его было невозможно, и транспорт встал. А двигаться надо было, так как в том месте не было связи и чтобы сообщить ребятам о себе и запросить эвакуацию надо было забраться на гору.
Я пошел за пилой, чтобы распилить бревно, смотрю, а там следы такие интересные, напоминают робота какого-то: вытянутые, длинные. Когда я узнал, был удивлен. Это оказались следы очень старого медведя. Судя по всему он был очень большой, на лапах уже не может ходить из-за суставов, поэтому получается такой необычный след — как след робота. Оказалось, что он как раз перед нами прошел, мы его спугнули шумом.
— А ваши близкие разделяют ваше увлечение походами в лес? Вообще есть ли у вас семья, дети?
— У меня трое детей — две дочери и сын. Старшей дочери 16 лет, младшей 10 и сыну 7. Младшая дочка со мной много где побывала, даже в поездки и походы брал, возможно в будущем и остальные ребятишки подтянутся.
— Ваши дети проявляют интерес к вашей работе? Или у них какие-то свои есть идеи, чем заняться?
— Здесь большое значение играет конечный результат, и насколько быстро ты к нему придешь. Когда все красиво, быстро, то интересно (детям — прим. ред.). А когда рутинное, то есть помогать что-то чистить, красить, делать по дому — это надоедает ребенку. Ему надо, чтобы постоянно что-то обновлялось, был виден результат. Интерес вроде как есть, но желать своему ребенку, чтобы он всю жизнь так колупался, наверное не хочется. Если сам, конечно, не придет к этому. Меня, кстати, никто не заставлял. Я сам захотел. Я смотрел на взрослых, учился, пытался. Старался, старался и достарался, работаю с тем, что нравится.
— А вы хотите, чтобы ваши дети продолжили вашу династию?
— Хочу. Но не на таком большом предприятии, как это. Здесь слишком много транспорта и слишком много серьезной работы. В маленькой конторе, где 20-30 единиц техники можно спокойно отработать, выйти на пенсию и оставшуюся жизнь посвятить путешествиям и хобби. Со стороны может быть кажется, что работа (автоэлектриком в "Иркутскавтотрансе" — прим.ред.) не слишком тяжелая — сидишь, провода ремонтируешь. Но, во-первых, сидишь в неудобных позах подолгу. От этого очень сильно страдают колени, скачет давление и так далее. Во-вторых, казалось бы такая спокойная вроде специальность, а потом случаются споры с каким-нибудь водителем, который не понимает требование к тому, как стоит управлять автомобилем.
— Какой бы вы дали совет тем, кто приходит на работу в "Иркутскавтотранс"?
— Если человек действительно хочет работать, у него есть навыки и желание, то вперед и с песней. Ну а если просто приспособленец, к сожалению, такие встречаются, который хочет получать зарплату и чтобы кто-нибудь за него работал, то проходите мимо. Здесь таким не место.
Рабочее место автоэлектрика. Фото: ИА IrkutskMedia
