Стена скорби
Фото: Вадим Палько, ИА IrkutskMedia

Репрессии в лицах: Иркутская область вспоминает годы большого террора

Ежегодно в День памяти на мемориале под Иркутском вспоминают жертв политических репрессий

Общество

27.10.2015

Иркутский мемориал на месте массовых захоронений жертв политических репрессий еще в советские годы стал первым в стране обладателем официального статуса. Вот уже более 20-ти лет несколько поколений жителей Приангарья, регионов-соседей и даже других государств приезжают сюда почтить память своих родных и друзей, поделиться историями. ИА IrkutskMedia начинает серию публикаций, приуроченных Дню памяти жертв политических репрессий.

Хроника большой трагедии

Ежегодно в преддверии Дня памяти жертв политических репрессий 1937-1938 годов на урочище под Пивоварихой в Иркутском районе отправляются люди, чтобы почтить память павших в ходе большого террора родственников и друзей. Эта традиция продолжается с момента открытия мемориала в 1989 году, когда после длившегося четыре десятилетия молчания, на этом месте снова зазвучали имена жертв режима.

День памяти жертв политических репрессий

День памяти жертв политических репрессий. Фото: Вадим Палько, ИА IrkutskMedia

Еще в начале 1930-х годов здесь были созданы подведомственный местному УНКВД совхоз "Первое мая", дачи сотрудников, а также пионерский лагерь для их детей. В 1937 году на этой же территории была определена специальная зона для массовых захоронений расстрелянных.

День памяти жертв политических репрессий

День памяти жертв политических репрессий. Фото: Вадим Палько, ИА IrkutskMedia

Всего решением печально известных "троек" НКВД в Иркутской области к высшей мере наказания были приговорены более 20 тысяч жителей Иркутска и Иркутской области. Большая часть приговоров была приведена в исполнение в областном центре в подвалах здания УНКВД на улице Литвинова, 13, а также во внутренней тюрьме НКВД на улице Баррикад, 63. Затем тела убитых вывозились на спецзону.

Спустя многие годы, 29 сентября 1989 года, было найдено захоронение под деревней Пивовариха в результате поисков, проведенных обществом "Мемориал" (Некоммерческая организация выполняет функции иностранного агента) и отрядом местного управления КГБ СССР по Иркутской области, принимавшего активное участие в розыске участников тех событий и самих раскопках.

Останки первых найденных 305-ти человек были перезахоронены после соответствующей экспертизы, доказавшей факт насильственной смерти. В ходе более подробного изучения территории было выявлено, что в районе бывшего совхоза у Пивоварихи лежат останки ориентировочно 15-17 тысяч человек.

На общественных началах зародился и воплощался в жизнь проект создания мемориального кладбища. В результате уже 11 ноября 1989 года состоялась церемония открытия первого в стране официального кладбища жертв политических репрессий.

Мемориал на месте масовых захоронений жертв политических репрессий

Мемориал на месте масовых захоронений жертв политических репрессий. Фото: Вадим Палько, ИА IrkutskMedia

День памяти очень разных судеб

В последние дни октября обычно тихое мемориальное кладбище наполняется людьми, представителями разных поколений. Будь то приезжающие на своих автомобилях или прибывающие на специально организованных по случаю памятного дня автобусах, подавляющее большинство из них – это близкие и родственники упокоенных здесь жертв большого террора 1930-х годов. Эти семьи знают о репрессиях не понаслышке.

Людмила Шаповалова о своей матери:

— Я на 50 лет маму пережила. Ей было всего 29 лет, когда она погибла. Там такая история была. Первый муж был белогвардеец, он иммигрировал в Харбин. А когда конфликт закончился на КВЖД, они вернулись сюда. А оказалось, что был тайный приказ такой, кто вернулся с Харбина, – всех под расстрел. Мама у меня была актрисой ТЮЗа. Муж ей написал из эмиграции письмо и кто-то увидел, или она кому-то рассказала, короче говоря, 58-я статья за связь за границей. И все.

Мне был год, я в 1936 году родилась, а в следующем маму забрали, в 1938 году расстреляли. У нас хранились дома в чемодане елочные игрушки. И был такой снеговичок, маленький такой, пухленький. Я его так любила, мяла в руках. И вот как-то перевернула его, а внизу там дырка. Я там пальцем пошевелила, записочка выпала. Я читать-то не умела, бабушка прочитала. Оказалось, это записка от мамы. Они ее тогда спрятали, видимо боялись, что не дай бог какой-то обыск будет. Я когда взрослая стала, эту записку снова нашла, прочитала. Бабушка ее сохранила. Записка из тюрьмы была. Почерк такой, будто пальцы переломали. Там она пишет, благодарит брата, что пришел, принес ей вещи теплые, вся записка в слезах, это видно. Писала "Беспокоюсь за Милочку", годик мне ведь был всего. Вот такая вот история. На мемориале женщин мало. Но мама моя там одна из немногих. Я карандаш взяла, подрисую. Там стерлось уже все, фамилия, имя, обновлю маленько.

На мемориальном кладбище есть стена скорби, на которой запечатлены лица и имена многих жертв репрессий. Прибывающие год за годом родные и близкие крепили все новые фото, устанавливали памятные знаки. Места на стене давно уже нет, но изображения с именами погребенных здесь людей продолжают появляться на деревьях по соседству. Многие фото с годами выцвели, где-то приезжающие время от времени родственники стараются поддерживать такую память о своих родных в хорошем состоянии. Среди этих лиц на многочисленных изображениях можно заметить представителей самых разных национальностей, людей из разных городов, регионов.

Стена скорби

Стена скорби. Фото: Вадим Палько, ИА IrkutskMedia

Лица репрессированных

Лица репрессированных. Фото: Вадим Палько, ИА IrkutskMedia

Нина Латкина о своем отце Романе Нарышкине и жизни семьи в те годы:

— Семья моя сначала жила в Читинской области, у отца два дяди было. Дядей, они середняками были, там расстреляли. Все отобрали, что было. Нас было четыре девчонки, я младшая, когда дядей расстреляли, детей с матерью послали в Касьяновку в Иркутской области на выселку. Там у бабушки жили, а у нее еще четыре мальчика. Отец помогал, поддерживал, чтобы не умерли. Ему пришлось пока что оставить нас с мамой, а сам приехал он на шахты работать, а потом поехал в Заларинский район добывать гипсовый камень на алебастровых рудниках. Помню, он к нам приезжал, привозил что-то. Раза два, помню, привозил замороженные яблоки. Мама его ждала, но как-то просто взяла нас в охапку, боялась, наверное, что сгинем там, и приехала к нему в Гладкую Гору. Там на распиловке временный поселок был, камень там неглубоко залегает. Там домишки были временные, отец их и строил.

С папой на распиловке один человек работал, отец ему рассказывал, как он приехал, откуда. Так вот этот мужчина пошел и сдал его. Раз у него дяди богатые были. Но мы-то совсем бедные. Вот его в 1938 году приехали и забрали. Езжу иногда на мемориальное кладбище. Но, чувствую, много уже не наезжу. Старенькая уже, 84 года. Там же неизвестно где могилка, там общая, езжу туда, больше теперь некому.

Отец Герман у мемориала

Отец Герман у мемориала. Фото: Вадим Палько, ИА IrkutskMedia

Фото на деревьях

Фото на деревьях. Фото: Вадим Палько, ИА IrkutskMedia

Алексей Зайцев о своем отце Афанасии Зайцеве:

— Отца расстреляли в 1938 году, в июне месяце, по 58-й статье. Его 8 марта взяли, а в июне расстреляли.

Я был еще трехлетний и мой братишка двухнедельный, с матерью жили. Мать работала на заводе. С работы ее убрали, бабушка приехала к нам помогать. На авиазаводе вообще такая история была, первые три директора репрессированы были, а затем реабилитированы. В 1950-х пришла бумага о реабилитации. Неправильно указали дату задержания, дату смерти. Указан 1941 год, а по последним документам расстреляли тогда же, в 1938 году. Причины смерти указаны разные. Много лет уже езжу на мемориал, это уже традицией стало, сыновья мои со мной ездят.

Статья №58 УК РСФСР являлась отличительным признаком "политических" заключенных. Она устанавливала ответственность за контрреволюционную деятельность. В народе этот номер стал нарицательным. Работа НКВД здесь сводилась к поиску потенциального внешнего врага внутри страны. Например, в 1938 году органы областного УНКВД докладывали начальству об опасностях, связанных с "диверсантами и шпионами":

"Подавляющая часть ликвидированных нами диверсантов и шпионов насаждены в порядке единого плана японской и польской разведок, которые после разгрома колчаковской армии, оставили свою квалифицированную агентуру в тылу Красной армии, с задачей облегчить ход военных действий войскам Японии в предстоящей войне с СССР, путем организации крупных диверсионных актов".

Наталья Чулпанова о своей семье:

— Отец мой приехал сюда с Белоруссии, и работал здесь главным бухгалтером Союзмедразведки. В 1938 году, по словам мамы, он был репрессирован. Его НКВД забрало. Дали якобы 10 лет без права переписки, то есть он был расстрелян.
Я знаю, что они жили на улице Бабушкина, 13. Там до него было несколько человек во дворе репрессировано. Даже мама рассказывала, что бабушка ему говорит "Как бы тебя не репрессировали", а он смеялся, говорил "А меня-то за что?".

Это 1938 год был. Он преподавал, у каких-то учащихся, студентов, в одном из учебных учреждений Иркутска. И забрали его как раз с занятия. Он даже тогда сказал "Подождите, это какое-то недоразумение, я сейчас приду". Но так и не вернулся. Отец ведь приехал с Восточной Польши, сейчас это Белоруссия. Он был обвинен в том, что он якобы польский шпион. А ведь его мать и отца, моих бабушку и дедушку, еще раньше тоже раскулачили и сослали.

Закон "О реабилитации жертв политических репрессий" был принят 18 октября 1991 года. Согласно ему работа по реабилитации граждан, репрессированных по политическим мотивам, в административном порядке, возложена на органы внутренних дел. В связи с этим в УВД Иркутской области был образован специальный отдел по реабилитации жертв политических репрессий, который вплотную занялся этим вопросом.

Тамара Катаржнова о своих родителях:

— Мне было 5 лет, а старшему 7. Расстрелян папа, Алексей Павлов его звали, в 1937 году, а мама отбыла 10 лет в Казахстане как жена врага народа. Маму взяли в октябре, через месяц, когда папу уже расстреляли. Мы трое остались и жили.

Потом уже, когда повзрослела, я нашла бумаги о реабилитации. В 1950-х годах, после смерти Сталина уже, я без конца писала в Москву. И пришел ответ, что папа был реабилитирован посмертно, но мама все равно отсидела. Отдельно пришлось требовать, чтобы и маму реабилитировали, она ведь 10 лет в Акмолинске пробыла. Ее потом, спустя годы, приглашали в "серый дом" на официальный прием, перед ней извинились. Я с ней там была. Мама моя прожила 90 лет и три месяца, "закалилась" в ссылке, видимо. Вот такая судьба. Сейчас каждый год приезжаю на мемориал.

Один из стендов с информацией о мемориале

Один из стендов с информацией о мемориале. Фото: Вадим Палько, ИА IrkutskMedia

На сегодняшний день мемориал занимает около полутора гектаров. Однако многочисленные захоронения располагаются на значительно большей площади. Многие из них до сих пор не найдены, однако работы по поиску по сей день ведутся Александром Александровым, тем самым человеком, который 26 лет назад сумел своими силами найти место массовых захоронений, где ныне находится мемориал.

В следующей публикации, посвященной Дню памяти, председатель Иркутского общественного движения "Мемориал" (Некоммерческая организация выполняет функции иностранного агента) Александр Александров в интервью ИА IrkutskMedia расскажет о том, как происходил поиск мест захоронений, как в советские годы пришлось обходить препятствия, чинившиеся недовольными поиском, а также какие мифы связаны с местами погребений.