Голда в возрожденном спектакле "Поминальная молитва" и Королева Мария в постапокалиптической поэме "Король умирает" – в премьерах уходящего театрального сезона в Иркутском академическом театре имени Н.П. Охлопкова актриса Анастасия Пушилина исполнила разные роли. Но, как знают зрители, диапазон характеров ее героинь гораздо шире. Интервью с Анастасией Пушилиной представляет ИА IrkutskMedia.
— Расскажите о гастролях в Усть-Уду и Аталанку, куда вы не так давно возили спектакль "Последний срок", ездили на родину автора – писателя Валентина Распутина.
— Этот спектакль всегда хорошо встречают, душа всегда востребована. Как-то мне довелось общаться с режиссером, который говорил, что устал от психологического театра. Мне кажется, от настоящего устать невозможно. Зрители в Усть-Уде и Аталанке воспринимали хорошо, казалось, что сидят те же персонажи Распутина или очень на них похожие. Было ощущение "спектакля в спектакле", "жизни в жизни".
"Последний срок". Фото: Пресс-служба Иркутского академического драматического театра имени Н.П. Охлопкова
— Не так давно состоялась премьера "Поминальной молитвы". Спектакль ранее шел на охлопковской сцене. Как на вас повлиял старый спектакль?
— Сначала был страх ответственности. Мы знали, что будут сравнивать, от этого никуда не денешься. У нас есть спектакли, где раньше играла я, а теперь – ребята-щукинцы, уже коллеги. Это "Очень простая история", "Евгений Онегин", "Ромео и Джульетта" и другие. Даже если я не хочу сравнивать, невольно идет этот процесс. И я понимала: кто видел старую "Поминальную молитву", будет сравнивать. Но постепенно эти страхи вытеснил процесс работы.
— Для вас Голда – идеальная мать?
— Символ материнства, наверное. И что-то другое. Человек, который живет для других и не сомневается. Потому что делает это искренне и с любовью по отношению к супругу и детям. Устроить счастье детей – главное для Голды, для матери.
— Голда – не первая ваша героиня, которая погибает на сцене. Не страшно ли играть смерть?
— Голда не умерла, а скорее отдала себя. Говорят, что нельзя, например, ставить "Мастера и Маргариту". Но это же профессия. Если ты умираешь на сцене, это ничего не значит. Все мы рано или поздно… Я боюсь на эту тему думать, пока не могу подойти к ней философски. А в спектакле почему-то проще, чем в жизни. Тебе дают пьесу, роман, там умирает герой, ты с этим соглашаешься.
— А в "Наваждении Катерины" вам нужно верить в то, что душите мальчика. Как справляетесь?
— Сцена – это все равно не жизнь, а некий синтез искусства, призма… Что-то происходит, и мы говорим "как в кино", то есть не как в жизни. А кино черпает из жизни. Это некий обмен, но не впрямую "жизнь-жизнь". А Катерину соблазняет Сергей… Баба запуталась. Она не осознает, что делает. Если бы я шла, думала, что должна убить… Нет, это неправильно было бы.
"Наваждение Катерины". Фото: Пресс-служба Иркутского академического драматического театра имени Н.П. Охлопкова
— Интересно, что у вас не сложилось амплуа в плохом смысле.
— В училище говорили, что я больше характерная. Есть определенные театральные термины: характерная актриса, героиня, травести… Как и в жизни есть социальные рамки, оценки в школе, например. Амплуа не значит, что человек такой, он просто больше подходит на эту роль. Человек вообще – загадка, в нем много чего может находиться.
— Обычно Ирину в "Вечно живых" изображают "синим чулком", а у вас она очень живая, почти как девчонка. Почему так?
— Зависит от автора, режиссера, актера… Все в целом дает результат. И со стороны воспринимаешь совсем по-другому, чем изнутри: я наоборот думаю, что она строгая. Просто у таких людей тоже бывают всплески, как у Ирины после операции, например.
— Расскажите о другой своей героине – Королеве Марии в спектакле "Король умирает".
— В ней есть что-то от характерно-лиричной… Пока мы работали над спектаклем, я долго находилась в поисках. Хорошо, когда "поймаешь" еще до премьеры, но бывали у меня роли, когда не можешь до конца определиться, потому что неправильно пошел или не поймал. Приходите на спектакль и увидите, какая она.
"Король умирает". Фото: Пресс-служба Иркутского академического драматического театра имени Н.П. Охлопкова
— У вас был опыт работы с театром абсурда – "Елизавета Бам". Помогало ли это работать над образом Марии?
— Совершенно разные спектакли, авторы, режиссеры, задачи… Единственное, в чем есть сходство – в абсурде ты точно должен знать, что делать. Должна быть железная логика, несмотря на непонятность прочитанного с первого раза. Абсурд чем интересен: мы все равно возвращаемся к характерным, драматичным амплуа. Но говорим одно, а поступаем по-другому. Этот второй план выражен в спектакле "Король умирает". Абсурд сложен и он интересен, если его правильно поставить.
"Елизавета Бам". Фото: Пресс-служба Иркутского академического драматического театра имени Н.П. Охлопкова
"Елизавета Бам". Фото: Пресс-служба Иркутского академического драматического театра имени Н.П. Охлопкова
— Что сложнее: репетировать, искать новый образ или регулярно доносить со сцены уже сформированный?
— Ты нашел, определилась форма, и ты должен быть в ней одинаков. Но в то же время – быть живым в этой форме, видеть, слышать. Поиск – это, как правило, непросто для меня. А когда нашел – постоянно закрепляешь, подтверждаешь. Сложно и то, и другое. Но зритель должен видеть легкость. Как говорит Геннадий Викторович Шапошников, наш педагог и режиссер: "Ты не должен становиться магнитофонной лентой". Спектакль один и тот же, слова те же, но ты должен видеть и ощущать партнера. Стараться быть живым.
— Всегда ли получается разделять себя и героинь?
— Да, наверное. Пропускаешь через себя, но это же разное. Хотя в людях столько намешано. Мы цепляемся за что-то, в чем есть отклик, пытаемся быть органичными, убедительными. Но это не значит, что я Катерина или Елизавета. В чем-то – да, а в чем-то – нет. Это такой процесс, которому нас учат, и мы учимся всегда.
— Бывает ли, что эмоционально выгораете и что в таких случаях делаете?
— Это нормально. Я сначала боялась, думала, что это все. Есть физическая усталость, с ней легко: можно поспать, очень помогает. Мороженое поесть, по набережной прогуляться, кино хорошее посмотреть, почитать. А когда морально тяжело – значит, что-то неправильно делаешь. Я в таких случаях понимаю, что не туда иду, нужно прислушаться к себе, изменить внутреннее видение. Еще помогают хобби: уже второй год зимой пробовала на горных лыжах кататься. И путешествия. Пару лет не получается в отпуске, зато езжу с театром на гастроли. Можно сказать, путешествие "за счет государства". Мы побывали в Израиле, в Германии... Я люблю гастроли.
"Вечно живые". Фото: Пресс-служба Иркутского академического драматического театра имени Н.П. Охлопкова
"Вечно живые". Фото: Пресс-служба Иркутского академического драматического театра имени Н.П. Охлопкова
— Часто говорят про энергетический обмен со зрителями. Это всегда происходит или иногда что-то мешает?
— Я когда услышала это в первый раз, испугалась, что ничего не чувствую. Никакого обмена, никакой энергии. Может, была очень зажата, не знаю. Сейчас у меня по-разному происходит. Не всегда бывает, что я чувствую: все хорошо. Хотелось бы чаще "быть на одной волне", но, может, так и надо.
— Часто ли приходится импровизировать?
— По мере необходимости. Бывает, например, пуговица оторвется. Или сам захочешь, не меняя рисунка, задачи, концепции спектакля, что-то иначе сделать. Это даже, мне кажется, интересно, это живое. Раз – партнер что-то сделал, ты от него пошел. Импровизационный момент – это как раз живой момент. А импровизация происходит только когда ты подготовлен, когда ты в материале.
"Игрок". Фото: Пресс-служба Иркутского академического драматического театра имени Н.П. Охлопкова
— Если через много-много лет будете праздновать свой юбилей на сцене, то какую роль хотели бы сыграть в этот день?
— Надо подумать. Некоторые режиссеры говорят, когда читаешь – выписывай роль, которую бы ты хотел сыграть. Не важно – сможешь или не сможешь. Надо вернуться к этому списку.
— А что в нем уже есть?
— "Ежик в тумане". Я бы хотела сыграть Ежика. Островский мне очень нравится. Достоевский, Гоголь, Чехов, Шекспир. Хотелось бы поехать в Англию, чтобы научиться играть Шекспира… Там, говорят, это хорошо умеют делать.
— В основном у вас русская классика.
— А без нее как? Но я думаю одно, а в жизни уже второй раз возникает театр абсурда. Классика – это как ложку научиться держать. Она нужна, там такая глубина. Классика, мне кажется, может быть и очень современной. Сколько прошло времени, а ставят Островского, Чехова, Гоголя, просто другим языком преподносят. Классики – это же очень современные ребята. По теме, по тому, что хотят донести. Вот это и парадокс: они вроде классики, но актуальны всегда.
"Игрок". Фото: Пресс-служба Иркутского академического драматического театра имени Н.П. Охлопкова
— Вы помните, как впервые пришли в театр имени Охлопкова?
— Да, это была "Чайка". Мы в Усолье со знакомой ходили в кружок, достались бесплатные билеты. Пьесу не читала, не понимала, что происходит. Я была такая восторженная идиотка, мне нравилось здание, актеры. Возникла картинка: XIX век, идет император, мы смотрим, открыв рот. Вышла под впечатлением. Даже не могла подумать, что буду здесь работать.
— Замечательно, что вы вернулись сюда как актриса.
— Это какая-то сказка. Сейчас уже воспринимаешь нормально: это твоя вторая жизнь, служба. У нас в театре говорят, что служение здесь приравнивается к службе в армии.
Беседовала Людмила Чипизубова.
