Большой Иркутский пожар 1879 года уничтожил значительную часть деревянного Иркутска, тем самым создав перспективу одним разом изменить внешний облик города. То, что не могли сделать административными мерами губернаторы Карл Львович Фрауендорф в конце XVIII века и Николай Иванович Трескин в начале XIX века, привел в исполнение грандиозный пожар. После великого бедствия, город стал медленно, но уверенно восстанавливаться. Изменился и характер застройки, был даже утвержден регламент на застройку центральных улиц. Подробнее — в материале ИА IrkutskMedia.
В середине XIX века столица Восточной Сибири представляла собой огромный деревянный город, число домов на 1877 год насчитывалось чуть более 4,5 тысяч. Каменные здания в Иркутске конечно присутствовали, но их общее количество было около 120, и надо отметить, что их значительная часть принадлежала казне. С дешевизной и доступностью леса не могло конкурировать каменное строительство, собственно строителей и каменщиков в городе было значительно меньше, чем деревянных дел мастеров.
По этому поводу любопытную характеристику Иркутска 1870-х годов дал известный этнограф П. Ровинский, путешествовавший по Восточной Сибири:
"Как и все русские города, Иркутск не имеет ничего особенного в своих постройках, ни в расположении. Как и везде, есть в нем так называемая Большая улица, с тротуарами и шоссейной мостовой; на ней красуются до 5 каменных домов, несколько магазинов при домах, 3 фотографии (фотосалон)… Есть улицы, напоминающие именитых граждан Иркутска старого и нового времени. Все они, за исключением Большой, далеко не могут похвалиться чистотой, а чуть настанет мокрое время, на них образуются топи и болота, и иногда во всю ширину улицы расплывается такая лужа, глубокая и топкая, что ни пройти, ни проехать...".
Павел Апполонович Ровинский, особо отмечая благоустройство одной улицы, говорил о боязни иркутян сооружать каменные дома из-за землетрясений, но главной причиной, по его мнению, был все-таки дешевый лес и дороговизна каменного строительства.
После сооружения в 1869 году деревянного моста через Ушаковку улица Большая становится основной магистралью, связавшей Знаменское предместье с центром города. Во второй половине XIX века началась массовая скупка участков состоятельными людьми и возведение крупных жилых и торговых помещений.
План Иркутска 1869 года. Фото: Из открытых источников
Генерал-губернатор Восточной Сибири Д.Г. Анучин. Фото: Из открытых источников
Таким образом, границы допожарного Иркутска оформились от берега Ангары в районе улицы Мастерской (современная Кожова), огибая берег Ангары в районе Нижней Набережной, далее начиналась улица Ланинская (Декабрьских Событий), которая простираясь на 300 метров и пересекала улицу Большую.
На противоположной стороне реки Ушаковки находилось Рабочее предместье, постепенно происходило формирование Подгорной улицы на Крестовской горе, отделенной от 130 квартала или иногда именуемого в народе "косым кварталом" из-за своей треугольной формы улицей Верхней Амурской (современная ул. Седова).
Пожары в Иркутске были нередким явлением, но все же пожар 1879 года по своим масштабам и ущербу превосходит во множество раз все предшествующие. Эта трагедия объясняется стечением обстоятельств, сопутствующих этому событию.
Вид допожарного Иркутска. Фото: Из открытых источников
Допожарный Иркутск, фотография Гофмана. Фото: Из открытых источников
Так, 22 июня 1879 года с утра случился пожар в Глазковском предместье, расположенном за Ангарой: часть пожарной команды, находились еще за рекой или на перевозе, когда в самом центре города, около каменного дома белоголовых и относящихся к нему магазинов и оптовых складов, начался новый пожар, который вскоре охватил целый квартал, перебросился на следующий и быстро развился на широком пространстве.
Молниеносному распространению пожара способствовал и порывистый ветер в направление реки, до которой дошел и уничтожил все, что только встречалось на пути. Сообщалось, что сгорело полторы сотни жилых домов со всей прилегающей застройкой, несколько каменных строений, два ряда кирпичных магазинов, одна церковь, школа юнкеров и множество иных строений, даже строевой и паленый лес, сложенный на берегу Ангары.
Этот пожар, при слабой и неумелой спасательной помощи, под ночь ширился уже безо всяких препятствий, достигнув собора и строений католического костела, который уцелел благодаря усилиям нескольких десятков людей, пресекших распространение огня в его направлении, буквально голыми руками разобравших охваченные пожаром соседние постройки и заборы.
Целому району города — от главной площади до реки — грозила наибольшая опасность, и уже спасения почти никакого не ожидалось, когда население бросилось вывозить товары, движимое имущество из находящегося под угрозой района. К утру следующего дня огонь поутих, догорали только самые большие склады и стены. Население пришло в себя от испуга и вывезенное имущество свозило назад в магазины и дома в течение целого дня и следующей ночи, не предвидя надвигающейся катастрофы.
К полудню 24 июня от неосторожно поставленного во дворе самовара внезапно вспыхнул пожар в одном из деревянных домов, на тесно застроенной улице, расположенной в самом центре города. С неслыханной стремительностью в несколько мгновений пламя охватило пару соседских улочек. Деревянные дома, пересохшие длительной засухой, горели как спички. В дополнение всего несчастья поднялся ураган, который срывал горящие крыши, уносил рейки и целые стропила, гоня пламя огненным потоком от дома к дому, перебрасывая огонь через самые высокие каменные сооружения.
Всего за пару часов самая богатая, лучше всего застроенная, административная, культурная — одним словом важнейшая часть города — представляла поистине чудовищное зрелище. Именно в этой части Иркутска находились почти все магазины и огромные оптовые склады самых богатых жителей, почти все судебные учреждения, научные заведения, казначейство, государственный и два частных банка, таможенная палата, телеграф, почта, пять церквей, две часовни, католический и лютеранский храмы, множество товаров и магазинов, оптовые склады и участки, куда их свезли после предшествующего пожара. Самое ядро и гордость города за пару часов оказалось в огне, в котором ничего не могло уцелеть.
В течение двенадцати часов разливался он как лавина во все стороны, глумясь над отчаянными спасательными действиями немногочисленной пожарной команды и населения, сходящих с ума от ужаса.
В городе царила паника и хаос, отраженные в одном из описаний очевидца: "…гибли в огне люди и животные, нагруженные возы вместе с лошадьми, бочки и насосы; в одно мгновение люди теряли плод долголетних трудов. Немногие выстояли в борьбе с разбушевавшейся стихией — по мере распространения огня возрастал переполох, подкрепляемый легендами о поджоге, разрывались все узы солидарности, действовал только эгоистичный инстинкт самосохранения, на фоне которого еще ярче выделялось полное самоотверженности самопожертвование тех немногочисленных граждан города, благодаря усилиям которых удалось укротить огонь и защитить Иркутск от полного уничтожения.
Но прежде, чем это произошло, он уже полностью обезлюдел; как погорельцы, так и жители районов, не затронутых пожаром, гонимые невыразимым ужасом, укрылись с остатками имущества по всем окрестностям. Всюду — на побережье реки, по ее островам, на прилегающих лугах и возвышенностях, окружающих город, не говоря уже о предместьях — расположилось 20-тысячное скопище, с плачем, стенаниями, беспокойством и голодом, так как в течение первой пары дней после происшествия, покуда не было восстановлено сообщение и предприняты соответствующие меры, хлеба в городе настолько не хватало, что и по 15 копеек за фунт достать его было трудно".
Люди, потерявшие свое имущество в результате пожара или действий мародеров, находились в отчаянном положении. Вид Иркутска на следующие сутки после пожара впечатлил многие самые стойкие умы и даже подверг сомнениям возможности восстановить город после столь ужасного бедствия. Поползли слухи, что пятидесяти лет не хватит на восстановление ущерба, нанесенного этим пожаром, и отовсюду слышались голоса, что столица торговли и административный центр Восточной Сибири по необходимости будет перенесена в другой пункт.
Однако это были необоснованные опасения: часть убытков была возмещена выплатами (застрахованное имущество), состоятельные иркутяне и городские власти, восстанавливая свои усадьбы и социальные объекты, создали высокий спрос на рабочую силу, материалы и высококвалифицированных работников, что в свою очередь стало тормозить строительство, но обеспечило приток населения города.
Городские власти быстро усвоили уроки июньского пожара, были приняты соответствующие меры, по которым запрещалось деревянное строительство на главных центральных улицах города: Большой, Тихвинской. Амурской, Ивановской и Пестеревской и в десяти саженях (21.3 метра) от них. В первые два года после пожара было отстроено около 120 каменных зданий и около 1400 жилых и нежилых деревянных строений.
Вместе с тем строительство новых усадеб сопровождалось освоением новых кварталов и предместий города, которые ранее осваивались более бедными слоями населения. Так, активно застраивалась территория за Иерусалимским кладбищем, 130 кварталом — эта территория, где раньше начиналась тайга и непроходимый лес, за несколько десятилетий была освоена новыми поселенцами. Часть иркутян предпочла основаться "на дачах" в Глазковском предместье. Продолжалась застройка Знаменского и Рабочего предместья, население которого в первые после пожара годы увеличилось в полтора раза.
Городские власти значительное внимание уделяли противопожарным мерам, что заключалось в регламентации строительства крыш домов из металлических листов, усиливалась противопожарная команда города и доводились до населения новые методы противопожарного строительства домов.
Например, в газете "Восточное обозрение" описана такая показательная демонстрация, устроенная властями города для его жителей. Новый метод строительства огнеупорных домов был разработан на Красноуфимском реальном училище. Построенные по такому способу дома и крыши изготавливались из ковров, которые ткались на обычных крестьянских ткацких станках, но несколько больших размеров.
Для основания шла тонкая бечёвка, лыко и вплетались пучки соломы, сотканный ковер напитывался разведенной до густоты сметаны глиной, просушивался и использовался как теплоизоляция в несколько слоев. А для того, чтобы дождями не размывало крышу, ее пропитывали цементом из глины, песка и извести, либо окрашивали проваренной с известью смолой, а сверху посыпали песком.
Построенные по такому способу крыши и утепленные стены прекрасно выполняли свое назначение по защите от огня, что было продемонстрировано иркутянам 28 июня 1889 года. Построенный по распоряжению графа А.П. Игнатьева архитектором Владимиром Ивановичем Рассушиным домик, был обложен дровами и подожжён. Пламя было настолько сильным, что в 20 метрах невозможно было стоять, а дом, возле которого горели дрова, находился в одном метре, но остался невредим.
Вообще, этот опыт был достаточно убедителен, но оказался не очень удачен, как отмечал присутствующий при этом опыте журналист О. Лаврентьев.
"Построенный дом выглядел очень "по архитекторски" и дом следовало строить из самых дешевых материалов, как например жердь, чтобы по самому материалу было видно, что построить такой дом будет стоить мужику грош".
Проводимое городскими властями послепожарное урегулирования города, с включением центральных улиц в зону обязательной каменной застройки, окончательно изменило облик Иркутска. Каменные здания, как правило, были более внушительны, создавая величественный вид улиц. Почти все эти строения предназначались под торговые предприятия, типографии, кофейни, конторы фирм, рестораны, учебные заведения и гостиницы. Центр города стал по-настоящему выглядеть как деловое и экономическое ядро губернской столицы.
